Прогноз Погоды: литературный фронт и тылы

Четвёртая книга Юрия Серебрянского включает в себя две повести, получившие «Русскую премию» в 2010 и 2014 годах; «Destination: Дорожная пастораль» и «Пражаки», соответственно, и цикл рассказов «Островитянин».

В каждом из текстов Серебрянский предлагает читателю несколько иной взгляд на проблему эмиграции и вообще на осознание человеком самого себя в мире, в котором границы по большей части существуют в головах, а пересечение границ государственных не является проблемой. Интересен именно этот человек, о котором пишет Серебрянский - родившийся в СССР, казавшемся незыблемой глыбой, живший в одной из республик бывшего союза, работавший в Таиланде, Европе и бог его знает где ещё, и постоянно мучающийся вопросом поиска своей идентичности. Гражданской, этнической, социальной. Кто он - представитель ушедшей колониальной империи или обычный эмигрант, каких сотни и тысячи приезжают в Европу со всего света (в основном - из стран третьего мира)? И как выжить в мире, в котором самым родным и тёплым местом в любой стране оказывается KFC с его жареной курицей, когда все окружающие - не более, чем «дети полковника Сандерса»?

«...Я начал рисовать разные линии, наподобие схематичной Эйфелевой башни, закрашивая промежутки. Потом нарисовал рожицу как умел, и подписал: "Аш, я страшный человек”.
Потом ниже подписал: "Моя родина — KFC" и превратил худые латинские буквы в подобие логотипа. Потом пририсовал к рожице усы и бородку Троцкого.
Подписал третьей строкой ниже: "Сын полковника Сандерса”.
Мне показалось это жутко смешным, и я заплакал...»

Каждый из персонажей Серебрянского тем или иным образом пытается ответить на этот вопрос, иногда попадая в неловкие и неприятные, иногда - в комичные ситуации, хотя юмор, ирония, а иногда и сарказм тут - скорее не часть сюжета, а размышления автора, вложенные в уста персонажей.

Для кого книга
В первую очередь - для читателей одного с Серебрянским поколения, для тех, кто родился в 1970-х и застал в осмысленном возрасте все позднесоветские «взвейтесь и развейтесь», перестройку и период дикого капитализма начала 1990-х. Это не просто для вас, это - про вас. Читается на одном дыхании и тянет через время перечитать, рекомендую. https://radiotochka.kz/28377-schastlivaya-zhizn-zarubezhnogo-cheloveka.html

Отличная проза для тех, кто ценит головоломки и любит вступать в интеллектуальную игру с автором

Полуавтобиографическая (или псевдоавтобиографическая - как будет угодно читателю) проза Аствацатурова увлекает и затягивает. Лёгкий сарказм, ностальгический Петербург, осенний Петербург - что важно. Книга-настроение. Этим и ценна. Тем, кто оценит этот роман, очень рекомендую прочесть первую книгу Аствацатурова - “Люди в голом”. Вы точно не будете разочарованы.

Главный персонаж книги - московский художник родившийся в Алма-Ате, в которую возвращается при загадочных обстоятельствах. В книге смешиваются криминал и мир искусства с религией, философией и духовными практиками. При этом через текст проходит несколько интересных и узнаваемых судеб, сложных ситуаций и решений или наоборот - отказа от решений. В этом романе найдут для себя интересное как любители притч, так и ценители детективного жанра. И конечно - дух времени и безвозвратно уходящего прошлого, остающегося лишь в воспоминаниях, дух, который делает книгу цельной и остаётся в качестве послевкусия. Кстати, стоит обратить внимание и на предыдущую книгу Михаила - “Сектант”. Это одновременно и детективное повествование (детектива в “Сектанте” больше, чем в “Мерло”) и мистический роман, действие которого происходит также частично в России, частично в Казахстане и связано с поиском древних сакральных рукописей.

Автор книги - шведский писатель Томас (в другой транскрипции - Тумас) Шёберг, один из известнейших шведских биографов. В отличие от многих других биографов, Шёберг уже в предисловии заявляет, что не будет особо касаться творчества Бергмана, поскольку посвятил этому довольно большую статью два десятка лет назад. В той статье мнения о фигуре Бергмана расходятся: одни называют его гением, другие - тираном и ошибкой, хотя все признают его значение для мирового кинематографа и для шведской культуры. Отходя от образа Бергмана в культуре Шёберг предлагает посмотреть из чего сложен культовый режиссёр как человек. И надо сказать, картина слегка шокирующая. Казалось бы, Бергман и сам вывалил про себя всё на страницах автобиографических книг, всё - от любовниц до хронической диареи. Но Шёберг говорит нам - всё, да не всё. И оказывается прав. И интересен. Надо сказать - возмутительно интересен. Бергман - тот вариант, когда судьба творца по закрученности сюжетов и накалу страстей может совершенно спокойно соревноваться с сюжетами его произведений. А то и быть куда как круче. В книге мы найдём большое количество редких материалов, включая письма и дневники, которые проливают свет не только на историю Бергмана, но и историю его семьи, а также десяти его женщин, повлиявших на судьбу режиссёра (от пяти из них у него было девять детей). Для многих эта книга может стать ключом к пониманию наследия Бергмана. Что приятно - книга лишена морализаторства, читателю предлагается самому делать выводы и заключения.

Драгунский - известная фамилия, многие из нас выросли на книгах Виктора Драгунского, отца автора этой книги. Что должно вызывать скепсис, ибо писательские династии довольно редки. Однако, Денис Драгунский опровергает тезис о том, что “природа отдыхает на детях”. Книга “Отнимать и подглядывать” представляет собой сборник избранных эссе и статей Дениса Драгунского за последние десять лет. Уже с обложки автор предупреждает нас, что чтение будет нелёгким, но запоминающимся: “всё что вы не хотели знать о литературе” - вынесено в подзаголовок. И, автор предельно честен. Что мы знаем о современной литературе, как себе её представляем? Не находимся ли мы всё ещё под действием мифа о литераторе как властителе дум, о том, что литература - это лёгкий путь к славе? Вероятно, находимся в большинстве своём, именно поэтому такой подзаголовок: находимся, но миф притягателен, не хочется его разрушать, хочется думать об авторе и о тексте отдельно. не получится. Как не получится избежать в разговоре о литературе той реальности, которая её окружает. Намеренно скрывая от себя часть реальности, закрывая на неё глаза, не получится читать по-настоящему и получать удовольствие от чтения. Да и вообще от жизни. Драгунский пишет о том, что интересно именно ему. О книгах, людях, о времени и о политике, о себе и об отце, о том, каково это долгое время быть Дениской из “Денискиных рассказов” и насколько на самом деле соответствуют приключения литературного персонажа детству его прообраза. “Отнимая” у реальности и “подглядывая” за окружающими и собой, Драгунский говорит с читателем, будто тот находится в шаге от него. И в этом, пожалуй, главная прелесть книги, разделяете вы позицию писателя или нет - контакт гарантирован.

Читать с осторожностью.
“Предсказатель снов” - своего рода литературный ребус. Сон в сне, в другом сне. Ребус, который читателю предстоит разгадать: встав на путь кэрролловской Алисы, последовать сквозь кроличью нору, обнаружить в череде чужих снов сюжетные линии, связанные с материальной реальностью.Разгадать жанр, лежащий в основе повествования. Это, безусловно, чтение для подготовленного читателя, любящего литературные игры и логические задачи, и такой читатель получит от повести огромное удовольствие.

История книги запутана и трагична. Подготовленная к изданию группой советских журналистов в 1946 году, книга о преступлениях против евреев на территории СССР и Польши во время Второй мировой войны, так никогда и не вышла в СССР, в том числе в связи с роспуском Еврейского антифашисткого комитета и сфабрикованным в 1948 году против его участников делом (тогда же был уничтожен набор книги и конфискована рукопись). Этот уникальный исторический архив всего два раза был опубликован с купюрами и недостающими материалами в США (в 1940-х) и Израиле (в 1970-х) и только в последние годы стал доступен читателям России и СНГ.

Сборник историй, даже, скорее, “зарисовок из жизни”, которые Горалик публиковала на различных ресурсах в течение нескольких прошедших лет и которые начинались с фразы, вынесенной в заглавие книги. Несмотря на крайнюю реалистичность некоторых зарисовок, понять, где проходит грань между документацией и авторским воображением довольно нелегко. Да и вряд ли необходимо. Нужно просто наслаждаться юмором и тонкой иронией, пронизывающей тексты книги:
“...Вот, скажем, очень пожилая дама К., бывший артиллерист, между прочим, рассказывает, что в детстве и юности не научилась ни любить пирожные, ни играть с дорогими игрушками, ни носить красивые платья, ни курить, ни пить шампанское, потому что мама ей всегда говорила: «Вот ты привыкнешь к хорошему, а потом придут и заберут». «Мама», — говорила тогда еще юная К. — Ну сигарету-то у меня кто заберет?!» А мама ей говорила: «Дура ты».”
“Вот, скажем…” станет хорошим подарком тем, кто читал “Недетскую еду”, вышедшую в 2004 в ОГИ, а для тех, кто впервые сталкивается с именем Горалик это хороший способ познакомиться с одним из самых талантливых и разноплановых авторов нулевых годов.

Лучшая детская литература - это та, которую можно читать в любом возрасте, хоть сидя на горшке, хоть на пенсии. Эту книгу я прочёл, когда мне было десять и перечитываю её ежегодно, иногда - два раза в год. Знаю, что ещё не раз перечитаю. Одна из лучших и самых опасных книг в мире: она сделала из меня сперва внимательного читателя, а затем - автора и редактора.

Тема, вынесенная в заглавие книги будоражит умы на протяжении столетий и становится постоянным источником не только научных споров, но и антинаучных спекуляций, как только возникает вопрос “а когда же появился язык” или “какой язык самый древний”. Хотя оба вопроса на деле некорректны и не ведут к истине. Книга известного лингвиста Светланы Бурлак призвана поставить перед аудиторией важные лингвистические вопросы и дать перспективу их осмысления и решения. Несмотря на специфическую тему и то, что в первую очередь книга адресована филологам, она лишена неоправданного засилия академического языка, затрудняющего чтение для человека без соответствующего образования, то есть - действительно будет понятна довольно многим людям, интересующимся вопросами языкознания и новейшими исследованиями языка. Стоит отметить важный факт: Бурлак - представитель эволюционной школы, она работает с учётом новейших открытий генетики и эволюционной биологии, так что биологам и психологам этот материал также может быть весьма и весьма полезным.

Судьба Геннадия Алексеева, в отличие от многих больших поэтов, отнюдь не трагична. Родился в 1932 году. Отрочество провёл в эвакуации. С конца сороковых и до окончания жизни прожил в Ленинграде. Инженер-архитектор, приличная работа, семья, командировки и лето на даче. Он создал свою уникальную поэтику, свой собственный свободный стих, обращающийся к обыденной речи, к голосу улицы, непохожий ни на что иное, узнаваемый по нескольким строчкам. Его обошли стороной репрессии и разборки Союза писателей. Но обошло стороной и широкое признание, несмотря на то, что уже при жизни он был культовым автором для Ленинграда и по сей день является одной из самых значимых фигур петербургского текста второй половины 20 века. Его стихи встречали отказ за отказом, они не встраивались в официальную парадигму, задаваемую писателями “с корочками”, они не были диссидентскими, не были оппозиционными, в них не было антисоветского пафоса - просто другие. Другие настолько, что даже в формулировках отказов в публикациях чётко прочитывается “редколлегия ничего не поняла, но нам страшно это печатать, как бы чего не вышло”. Без препятствий и выяснений “что это за зверь” стихи Алексеева проходили разве что в алматинском “Просторе” (в золотые годы журнала, когда им руководил Валерий Антонов, а в отделе поэзии какое-то время работала Инна Потахина). Всего три тоненьких и сильно “порезанных” сборника вышли при жизни Геннадия Алексеева. А один из самых сильных сборников “Я и город” и роман “Зелёные берега” увидели свет уже после смерти, в 1990 и 1991 году. После Алексеева издавали несколько раз, но по-прежнему недостаточно - он ещё более укрепился в статусе культового автора, однако всё ещё плохо прочитан. И книга, о которой идёт речь может дать хороший повод к тому, чтобы стихи Алексеева стали близкими большей аудитории. Хотя собственно стихов в ней и нет.
В книгу “Неизвестный Алексеев” вошли дневники поэта с 1958 по 1971 год и экспериментальный роман “Конец света”. Роман совершенно кинематографический, стилистически великолепный и ироничный. Пересекающийся то с Замятиным, то с Ерофеевым, но отличный от них. Свой собственный. Но главное, пожалуй, это впервые публикующиеся дневники, сами по себе являющиеся минималистичной и точной прозой, ясной и прозрачной, особенно - в путевых заметках. Следуя за записями мы можем проследить не только сложный путь поэта и все его перипетии, но и увидеть картину эпохи. Смену эпох. Людей и их мысли и действия в переходный период от хрущёвской оттепели к эпохе застоя. Отношения между официальными и “полуофициальными” поэтами, первые публикации Солженицына, процесс над Синявским и Даниэлем - с точки зрения человека, живущего простой жизнью и как бы параллельно системе, не сливаясь с ней, не становясь винтиком машины, человека, пытающегося сохранить совесть в тоталитарном государстве. А ещё просто жизнь. Отношения между мужчинами и женщинами, отношения между более и менее успешно приспособившимися к выживанию в СССР людьми. И надо сказать, именно дневники, некоторые факты, в них описанные, и мысли, в них сформулированные - невероятно актуальны именно сегодня. Сейчас. На фоне странной ностальгии по СССР среди людей, СССР не заставших, на фоне реабилитации сталинизма и попыток затереть неприятные моменты истории.

Дивно печальная полумистическая история питерского художника и поэта конца 1980-х, влюбленного в Ксению Брянскую, известную эстрадную певицу, умершую ещё до Революции. Происходит невероятное — нарушается пространство и время, и поэт гуляя по Ленинграду регулярно попадает в Петербург начала века, где имеет возможность увидеть Брянскую и услышать её. Параллельный Петербург перемежается с современным Ленинградом, где в издательстве никак не могут решить, сколько же печатных листов выделить этому горе-поэту явно далекому от идей социализма, друзья покупают его картины за бесценок и ведут диалоги о водке, греках и крымских винах, женской красоте и старой музыке.

Герой будто списан с самого Алексеева, поэта, которого первая публикация настигла уже после сорокалетия, художника, чьи картины не выставлялись на выставках, человека искусства, человека параллельного бюрократической реальности. Интересно, что прообразом Ксении Брянской послужила реальная фигура — исполнительница романсов Анастасия Вяльцева, умершая в 1913 году, как интересно и то, что Алексеев сам, подобно герою своего романа, был в каком-то смысле влюблён в неё. Фотография Вяльцевой всегда была с ним, куда бы он не отправлялся. И смерть героя, стала своего рода предсказанием скорой смерти поэта.

Книга представляет собой смесь эссе, стихотворений, путевых заметок, исторических реминесценций, зарисовок городов, портретов людей и погружений в события различной степени важности для автора. Начинается она с путевых заметок об Армении, выходивших несколько лет назад в журнале “Вокруг света”, а заканчивается большим эссе “Последние в роду”, где автор совмещает семейное и историческое полотна воедино, сшивая их именами погибших во Второй мировой. Казалось бы, собрать воедино столь разрозненный материал невозможно, однако у автора и составителей это получилось. Получилось с помощью очень хитрого и сложно устроенного композиционного механизма. С одной стороны книга разбита на части, соотносящиеся с человеческими чувствами: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус (шестым чувством выступает память), с другой - каждый текст, как заметками на полях помечен мысленными оценками: про литературу, про пространство, про время, про главное… Благодаря этим пометкам, композиция становится не просто надстройкой, а ключом к текстам, собранным в книге, и к их внутренней связи. Книга “о времени и о себе”, над которой можно медитировать, соотнося собственный опыт переживания пространства, времени и отношений с авторским, вступая в полемику, открывая другого. Для тех, кто уже знаком с прозой Иличевского, это будет интересное и местами захватывающее чтение. Для тех же, кто впервые открывает Иличевского, это отличный повод для долгого знакомства.