Через не хочу

По Дерибасовской идет еврейская мама, ведет за руки двух мальчиков. Встречает знакомую, та говорит: «Сара Абрамовна, какие у вас милые крошки! Сколько им лет?» «Гинекологу шесть, а юристу четыре»

Инсульт и инфаркт – это реакция человека, выплеснувшего свое отчаяние в организм».

А кто-то идиот. Идиотами в Древней Греции называли людей, которые просто жили и наблюдали, что происходит. Как я.

Илья защищался от Левы бытовым раздражением: не так встал, не там сел, не то взял, и так нехарактерно для себя мелочно, нетерпимо, визгливо, как бывает только от большой невысказанной обиды.

Ну, и наконец, можно было неромантически, цинично сказать, что псевдофилософские разговоры – чепуха, на самом деле все просто: Илье сорок два, а Цыпленку двадцать четыре. И как все неромантические, циничные утверждения, это было правдой. С Маринкой Илья чувствовал себя не сорокалетним, не мужем Фиры, не отцом Левы с недостаточным чувством ответственности, не пиздоболом, похерившим Фирины надежды, а почему-то даже моложе Маринки, двадцатилетним, и мимика была как тогда – улыбочки-усмешки, и интонации победительные, и руки-ноги двигались, как тогда.

Каждому мальчику, сбитому с ног кризисом среднего возраста, хочется, чтобы его слушали.

«Инсульт и инфаркт – это реакция человека, выплеснувшего свое отчаяние в организм».

при любых неприятностях немедленно стать главным персонажем, он легко впадал в мрачное молчаливое отчаяние, Фира пугалась, утешала, бросалась предлагать конкретные пути, но Илья барахтался в своем мрачном отчаянии, как в вате. Это бывало и по со

Хитрость – это последнее прибежище человека, загнанного в угол.

Мы разные, как жирафы и козявка. Козявка, конечно, я.