Эли Люксембург

Родился в 1940 году в Бухаресте, Румыния. У отца был небольшой яичный склад, знаменитый тем, что поставлял продукцию ко двору царя Михая, регулярно экспортируя яйца в Париж и прочие европейские столицы. Мать Ривка с детства была обучена на белошвейку-модистку. Работала всегда - сколько помню ее - исключительно самостоятельно. Несмотря на определенную зажиточность, политические симпатии отца тяготели в те годы в сторону пролетариата, коммунистических идей, свержения капитализма. Скорее всего, по необъяснимому устройству еврейской души к всеобщему равенству и мировой справедливости. Это, однако, не мешало ему принимать активное участие в сионистском движении: посещать собрания с лекциями Зеева Жаботинского, и многих прочих заезжих знаменитостей. Участвовать в «ахшарот» - испытательной, трудовой повинности на право получение «сертификата» в Эрец Исраэль. Скорее всего, оба эти пристрастия имели один и тот же корень. Я полагаю, попади мы в ту пору в Палестину, энергия и убежденность отца сделали бы его одним из вождей рабочей партии «Авода». В Европе тем временем вовсю шла уже Вторая мировая война. В самый последний час, спасаясь от фашистских полчищь, отцу чудом удалось посадить нашу семью на поезд, следовавший в желанную его сердцу Россию. На восток, в «страну победившего социализма». Отец всегда отличался проницательным умом и зорким глазом. На первой же станции за Днестром, где поезд остановился, он выглянул в окно, увидел серые, угрюмые лица, жуткую кругом нищету, и сразу все понял: лгали приемники, вещавшие о счастье и зажиточности советских людей, лгали песни и марши, разрывавшие душу восторгом – все оказалось бессовестной пропагандой. Война нагрянула скоро в Россию. Семья беженцев-иностранцев, мы отправились в эвакуацию, как миллионы других семей. Дорогами скитаний, все дальше на восток, в Азию, покуда не оказались в Ташкенте. Здесь пошел, наконец, в школу. Окончил ее. Поступил в ирригационный техникум, защитил диплом со званием «техника строительной ирригации» В двенадцать лет написал поэму о Сталине, посвященную Софе Вайнштей, девочке, жившей у нас в переулке, в которую был безумно влюблен. Сколько помню себя, всегда знал, что буду писать, буду поэтом, либо писателем, и чем бы в жизни другим не занимался, всякое ремесло будет к этому лишь приложением. В годы юности упорно занимался боксом. Становился чемпионом Ташкента, Узбекистана, Средней Азии и Казахстана. Получил звание мастера спорта, участвуя во многих Всесоюзных турнирах. Дважды завоевывал звание чемпиона Центрального Совета СССР. Поступил в Узбекский государственный институт физической культуры, получив диплом по целому ряду специальностей: тренер по боксу, преподаватель физкультуры, анатомии, физиологии… Впоследствии эти должности приносили мне и моей семье основной источник дохода. Но никогда не литература. Ни в Израиле, ни в России. Первый, серьезный рассказ, за который не стыдно по сей день, написался как бы сам по себе в течении дня на хлопковом поле совхоза «Кукумбай», поздней осенью 1964 года. Ползая на четвереньках в отдаленной хлопковой грядке, доставал из-за пазухи карандаш и тетрадь, и писал. Совершенно антисоветский рассказ под названием «Тунеядец». Служил я в ту пору младшим инспектором Министерства просвещения Узбекской ССР. Жил в Москве, Ленинграде, Кишиневе, Львове в качестве боксера-наемника, выступая за сборные команды. Посещал всевозможные литературные объединения, и много писал. В основном в «стол», поскольку печатать эти рассказы никто не хотел, боялись. Это были либо еврейские темы, либо антисоветские. Писать другое мне было неинтересно. Отчаянно хотелось поступить в московский Литературный институт имени Горького. Посылал в приемную комиссию свои произведения, но так и не был приглашен на вступительные экзамены. Рассказы мои, скорее всего, переправлялись в КГБ, где за мной был плотный надзор и слежка. Так поступали руководители литературных объединений, где я читал эти рассказы. Единственный, кто этого не делал, был Давид Яковлевич Дар, наставник ленинградского молодежного литобьединения, которое посещали в разное время Иосиф Бродский, Марамзин, Битов, Валерий Попов, Соснора, и многие другие литераторы, ставшие впоследствии классиками современной русской поэзии и прозы. После Шестидневной войны началась долгая, изнурительная борьба за выезд в Израиль. К тому времени я вернулся в Ташкент, женился. Со всех работ меня выгоняли, средства на жизнь приходилось искать в качестве грузчика, сторожа, истопника. При плотной и постоянной слежке агентов КГБ, пытавшихся любыми средствами сколотить вокруг меня еврейский процесс, наподобии «ленинградского», «рязанского», «кишиневского». В один прекрасный день явились на обыск, нашли криминал в «самиздате», конфисковали мои рукописи, и начались в КГБ допросы. Смешно вспоминать, самым серьезным образом пытали меня по поводу тайной группы евреев, пытавшихся под землей, пещерами бежать в Израиль. Когда я им говорил, что это сюжет сюрреалистического, мистического романа, существующего в моем воспаленном, больном сознании, они мне не верили. К счастью, через много лет, этот роман написался, и вышел в Израиле несколькими тиражами, получив целый ряд престижных премий, был переведен на ряд языков. Пять лет проходил в «отказниках», продолжая заниматься литературным трудом – тайно, разумеется. Пряча от всех все, что тогда писалось. В эту пору завел знакомство с ребе Хаимом-Замвелем Абрамовичем из города Рыбницы, широко известным в еврейских кругах, как праведник и чудотворец. Знакомство и дружба с этим выдающимся человеком изменили мой образ мышления. Я совершенно убежден, что «Рыбницкий ребе» расстроил процесс КГБ, лепившийся вокруг меня, сведя в сущности все мое дело к полному оправданию. И, что важнее всего, помог уехать в Израиль. Всему этому я лично живой очевидец. Настолько был всем поражен, что надел на голову «кипу», стал с тех пор верующим человеком. Визу на выезд в Израиль получил в марте 1972 года – самый дорогой документ, полученный мною в жизни. По сей день висит у меня в салоне на видном месте, в иерусалимской квартире. «Шмонали» нас на московской таможне зверски: раздевали догола, прокалывали шилом каждый миллиметр чемоданов, перещупали всю одежду. Но ничего не нашли. Зная заранее, что именно так и будет, заблаговременно переснял на микропленку все свои произведения, вмонтировал в ботинок, и все это ушло в Израиль прежде меня. Ушло вместе с имуществом хабадников Ташкента, давшими на таможне взятку. Содержимое микропленок – повести и рассказы, составили мою первую книгу «Третий Храм», выпущенную издательством «Алия» в 1975 году. Книга была переведена на иврит и английский. Лауреат многих литературных наград и премий. Самые значительные: премия Рафаэли, премия Сапира, дважды лауреат премии Союза израильских писателей «За лучшую книгу года». Живу в Иерусалиме, женат, отец троих дочерей. С 1986 года занимаюсь изучением Кабалы в одной из ешив Старого города. Кабала – тайное еврейское учение об изменении души. Книга, над которой сейчас работаю, под названием «В окрестностях Кабалы», состоит из пяти частей, где сей мучительный и сложный процесс описан разнообразными литературными средствами. Отдельные главы и отрывки из этой книги уже появлялись в периодической печати.