Надя Вассеф

Предназначение подарочных изданий, по сути, декоративное. У их покупателей есть время на досуг, долгие часы на то, чтобы разглядывать картинки и принимать гостей. Но у любой такой книги есть и качества обыденного, повседневного предмета. Они живут в наших домах и с нами, как предметы мебели. И та популярность, которой они вдруг начали пользоваться в первые годы существования Diwan, позволяет предположить, что в культуре чтения случился важный сдвиг: книги стали создаваться не только ради своей функции, но и ради формы. Они превратились в самостоятельные арт-объекты.

Ее идеалы благороднее тех, что диктует ее окружение.

У Нихал было такое определение для несовместимых пар: они выросли за разными обеденными столами.

Наши музеи уже превратились в кладбища, мертвые зоны, посвященные деяниям горстки сильных мира сего. В школьных учебниках — отголоски все той же лжи и следы тех же умолчаний.

Я принималась за эту книгу с целым набором установок, которые появились у меня еще в детстве. Родители вдолбили мне мысль, что чем больше я буду работать, тем лучше у меня все будет — в умственном, духовном, эмоциональном, физическом и материальном плане. И во мне развилось пренебрежение ко всему, что дается слишком легко. На мгновение «Алхимик» полностью развенчал эту установку, представив мне «язык воодушевления, язык вещей, делаемых с любовью и охотой, во имя того, во что веришь или чего желаешь».

И я задаюсь вопросом: не является ли толерантность навыком, которому человека нужно обучать, как чтению?

бесплатное образование и трудоустройство, которые гарантировались при нем на государственном уровне, породили мириады вялых и апатичных работников. Многие египтяне мечтали о должности в государственном учреждении, поскольку она сулила менее продолжительный рабочий день, скромный оклад (который можно увеличить, если подойти к делу более творчески) и стабильное положение вне зависимости от производительности труда (по законам Насера уволить государственного служащего было практически невозможно). У частных компаний вроде Diwan была отпугивающая репутация: платили мы больше, но требовали работать по восемь часов в день, оценивали результаты труда и увольняли тех, кто не соответствовал нашим стандартам. Египтянам приходилось делать трудный выбор между путем наименьшего сопротивления и нехоженой тропой, которая могла принести им больше выгоды.

Одновременный упадок торговых улиц и расцвет торговых центров мог бы спровоцировать революцию, стать поводом переосмыслить устройство улиц и наши ожидания от городского пространства. Но вместо этого египтяне безропотно поддались очарованию торговых центров. Кинотеатры Renaissance Cinemas. Starbucks. McDonalds. Zara. Mango. Катки. Общественные пространства города чахли — в то время как торговые центры предлагали народу роскошные приватизированные подобия парков и рыночных площадей. Люди целыми семьями прохлаждались в комфортных кондиционированных залах и дивились ценам на импортированные товары, которые не могли себе позволить. Не состоящие в браке пары воспринимали как благодать место, где можно спокойно разгуливать за руку, разглядывать витрины мебельных магазинов и пить из одной бутылки дешевую газировку. Туалеты там регулярно мыли и снабжали мылом и бумагой, в отличие от всех других общественных туалетов Каира. Удобство и непринужденность — вот, что было всем нам нужно. Но никто ни на секунду не задумывался о последствиях. Об отсутствии личного контакта между владельцами магазинов и покупателями. О растущем разрыве между тем местом, где мы живем, и тем, куда вкладываем деньги. В торговом центре не за что уцепиться, не к чему прикипеть. В его совершенстве есть искусственность, которая делает его уродливым.

как всегда говорит моя подруга Ясмин: «На кой судьбе делать тебе легкие намеки, если она может взять и сразу влепить тебе кувалдой по башке?»

которая слышит каждое биение моего сердца