Джек Керуак

Западный родич солнца, Дин.

Во время этого видения и последующих действий я четко осознавал, что люди заболевают, используя физические возможности наказать самих себя, благодаря саморегулирующейся природе – от Бога, или от Будды, или от Аллаха, называй Бога как угодно, так что все получается автоматически.

Тишина столь полна, столь совершенна, что слышишь биение собственной крови в ушах, но громче него тот таинственный звон – алмазным звоном мудрости назвал бы я его, загадочный шум самой тишины, огромное «Ш-ш-ш», напоминающее о чем-то родном, но забытом в суете будней. Как хотел бы я объяснить это тем, кого люблю – матери, Джефи, но слов нет, чтобы описать чистоту Ничто, его совершенство. «Есть ли учение, годное для всех живых существ?» – спрашивали, должно быть, нахмуренного снежного Дипанкару, и ответом его был алмазный звон тишины.

Все повторяется, все через это проходят, ученики и учителя, вначале надо найти и приручить быка собственного сознания, потом отказаться от него, наконец постигнуть ничто, как показано на этой пустой картинке, и, постигнув ничто, постичь все – весеннее цветение деревьев, а затем спуститься в город, чтобы напиться с мясниками, подобно Ли Бо.

Однажды ночью я медитировал в настолько совершенной неподвижности, что два комара прилетели и сели на обе мои скулы, долго сидели, не кусая, да так и улетели, не укусив.

Уже стемнело, когда он внезапно прискакал, пьяный в стельку, с криком: «Представляешь, Смит! Прихожу я на буддистскую лекцию, а там все пьют сакэ из чайных чашек! Все эти сумасшедшие японские святые! Ты был прав! Это не имеет значения! Мы все напились и беседовали о праджне! Так здорово было!» И больше он со мной никогда не спорил.

С приступом грусти вспомнил я, как серьезно относился он всегда к вопросам еды; хотел бы я, чтобы весь мир так серьезно относился к еде, вместо того чтобы заниматься дурацкими ракетами, машинами, взрывчаткой, изводить на это деньги, которые можно было потратить на что-нибудь вкусное, а в результате только снести башку себе и другим.

Если не спать под открытым небом, не прыгать по поездам и не делать что хочется, остается одно: с сотней других пациентов сидеть перед миленьким телевизором в шизарне и «находиться под присмотром»

Лучше спать на неудобной постели сво­бодным, чем на удобной — рабом

— Где ты научился всем этим смешным штукам? — смеялся он. — И знаешь, я говорю «смешным», но в них есть что-то дьявольски разумное. Вот я ношусь тут до смерти на этом драндулете между Огайо и ЛА, туда и назад, и зашибаю больше, чем у тебя было за всю твою бродяжью жизнь, но жизнью-то наслаждаешься ты, и, мало того, ты это делаешь не работая и не зашибая. Кто из нас ловчее по жизни — ты или я