Брисбен

Чтобы почувствовать любовь, нужна была разлука, потому что самая сильная страсть – результат воздержания

Будущее – это свалка фантазий. Или – еще хуже – утопий: для их воплощения жертвуют настоящим. Всё нежизнеспособное отправляют в будущее.

– Будущее легко отнять, потому что его не существует. Это всего лишь мечтание.

Слова в памяти цепляются не за собеседника – за место. Являешься через десятки лет, а слова здесь, пожалуйста, висят по-прежнему – на домах, на деревьях – как новенькие.

рай – во многом внутреннее состояние.

Он остро чувствовал, что смерть наполнена одиночеством, она разрывает любые руки. Разбрасывает обнявшихся, как, чего уж тут, танк баррикаду.

Мы с Нестором обедаем в ресторане на Петроградской стороне.
– Вернемся к тому, что ты рассказывал об Исаакиевской площади, не возражаешь? – Нестор медленно погружает ложку в грибной суп. – Хочу кое-что уточнить. Как ты там вообще оказался? Ты вроде бы не любитель таких тусовок.
– Это сейчас не любитель. А тогда мог и поучаствовать. Я, Нестор, был тогда совсем другим. Плюс, опять-таки, подпольное радио, отечество в опасности, все мужчины города… Это заводит.
– То есть не пошел бы сейчас на Исаакиевскую?
– Ни в коем случае. Ешь суп, холодный он будет невкусным.
– Ем… А может, сейчас ты просто стал осторожнее?
– Моя жизнь в последнее время складывается так, что я стал меньше бояться. – Ловлю внимательный взгляд Нестора. – Меня, дорогой, сейчас очень трудно испугать. Так же, как уговорить куда-то идти.
– Ну а, допустим, за идею? Всякая большая идея нуждается в защите.
– Да не нуждается она ни в чем! Защищай ее в себе.
– Проблемы всего народа в себе одном, боюсь, не решишь.
– А не надо решать проблемы народа – ты же видишь, чем это обычно кончается. Реши свою. Пусть каждый решит свою, и всё у народа будет в порядке.
– Складно получается… В конце концов, книга-то не обо мне. Моя задача – излагать твои рассказы без ошибок.
– То, что я до сих пор читал, безупречно. – Дожевываю кусок мяса. – Как этот стейк.
– Значит, не зря ты боролся с путчистами. Они бы такого стейка никогда не допустили.
– Ты думаешь?
– Еда должна была оставаться невкусной – в этом состоял смысл путча.
Вытираю рот салфеткой.
– Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты считаешь, что ради хорошего стейка нужно сменить систему. Я же думаю, что нужно просто научиться хорошо готовить. А система – она подтянется.
– Так потому она и система, что включает в себя много задач!
– Ну да, включает. Только это не мои задачи. Тысячи рискуют жизнью для того, оказывается, чтобы в итоге несколько господ за бесценок приватизировали скважины.
– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь?
Мое лицо принимает выражение непоколебимой уверенности. Меняется на готовность уступить – мне не жалко.
– Преувеличиваю, конечно.
Официант приносит мороженое и кофе. Расставляет всё с подчеркнутой почтительностью. Помявшись, просит у меня автограф. Возможность получить автограф

Садись, не надо вот так стоять.
– Как – так?
– Безнадежно.

Если исходить из обычного порядка вещей, то между мной и смертью стоял отец. Был той первой шеренгой, которая гибнет в бою. Теперь эта шеренга – я. А бой, понятное дело, заведомо проигранный, никто его еще не выигрывал.

– Разве можно привыкнуть к смерти?
– На это дается достаточно времени. Целая жизнь.