Арам Оганян

Деньги, конечно, вращают мир, – согласился Дун, – но именно музыка уменьшает трение.

Нельзя вот так отобрать трамвай! Как же так, – сказал Дуглас, – как ни крути, а автобус – это тебе не трамвай. Шумит иначе. Ни рельсов, ни проводов. Не брызжет искрами. Не сыплет песок на рельсы. Выкрашен по-другому. Колокола у него нет. Выдвижной подножки тоже

Она сидела рядом с ним на качелях в ночной рубашке, не такая стройная, как девушки в семнадцать, когда их еще не любят, и не такая полная, как женщины в пятьдесят, когда их уже не любят, а совершенно идеальная: округлая, упругая, то есть ровно такая, какой женщина становится в любом возрасте, когда любят, без сомнений.

Дуглас всмотрелся в горизонт, где облака лепили на небе исполинские изваяния древних богов и героев.

Вот с чего начинается мудрость, как говорится. Когда тебе семнадцать, ты знаешь все. Когда тебе двадцать семь и ты все еще думаешь, что знаешь все, значит, тебе все еще семнадцать.

бывают дни, состоящие исключительно из запахов: вдыхаешь весь мир в одну ноздрю, а выдыхаешь в другую.

Слова имели привкус лета. Вино из одуванчиков – это уловленное и закупоренное в бутылки лето.

он обрел новое знание: каждый особенный день жизни необходимо запечатать, чтобы откупорить его в январский день, когда валит снег, а солнце неделями, месяцами напролет не выходит, и, может быть, какое-нибудь чудо, уже забытое, просится, чтобы его освежили в памяти. Раз уж этому лету суждено стать порой нежданных чудес, то пусть его целиком сохранят и наклеят этикетки, чтобы всякий раз, когда ему захочется, он смог бы, протянув руку, погрузиться в сырую тьму.

Держи лето в ладони, налей лето в стакан, совсем крошечный, разумеется, ведь детям полагается малюсенький глоточек с горчинкой; пригуби лета из бокала – и в твоих жилах переменится время года.