Александр Бестужев-Марлинский

У нас не стыдно воровать в чужом селении; стыдно только быть уличену в том.

елай со мною, что хочешь, но позволь мне делать с нижними, что я хочу, - вот азиатское управление, честолюбие и нравствепность.

Но мне всегда были смешны до жалости приторные вздыхатели со своими пряничными сердцами; мне были жалки до презрения записные волокиты со своим зимним восторгом, своими заученными изъяснениями, и попасть в число их для меня казалось страшнее всего на свете.

Когда я прильнул в первый раз своими устами к руке ее, — душа моя исчезла в этом прикосновении! Мне чудилось, будто я претворился в молнию: так быстро, так воздушно, так пылко было чувство это, если это можно назвать чувством.

считали меня равнодушным и хладнокровным. Не

душу и, увидя, понять ее, — они бы ужаснулись! Все, о чем так любят болтать поэты, чем так легкомысленно

кипело, как растопленная медь, над которою и самые пары, не находя истока, зажигались пламенем.

пряничными сердцами; мне были жалки до презрения записные

попасть в число их для меня казалось страшнее всего

в пепел препоны и хоть на миг, но превращает в