Майкл Бут

Я полагал, что из полусотни национальностей, представителей которых мне довелось встречать, датчане, шведы, норвежцы и финны относятся к наименее жизнерадостным людям.

Если люди привыкли иметь дело с 200 000 озер, с зимами, которые длятся по восемь месяцев, то русские для них – ерунда. Я назвал бы это расчетливостью, неким инстинктом выживания. Финляндизация[83] для меня позитивное слово, потому что это был единственный способ справиться с ситуацией».

«Никто не чувствовал себя жертвой, – согласна Колбе. – Нас не оккупировали, и это была наша заслуга».

В Рейкьявике значительно выросла преступность. В домах стали устанавливать сигнализацию. Кто-то поджег парламент и побил в нем окна. Людей захлестывал гнев. Это было похоже на всеобщую депрессию – многие просто не видели выхода, теряя свои машины, работу и дома. Я знаю тех, кто находился в ужасном состоянии. Я сам должен пару миллионов, и на меня это сильно давит