Юлия Вереск

Я все время чего-то ждал. Ждал момента, когда можно зажить по-настоящему, так и не понимая, что уже живу.

В тот день, окруженный больничным светом, я узнал, что никакой справедливости не существует.

Несколько секунд я смотрел на пустой двор и высокий металлический забор, намереваясь сбежать. Помедлив, я все-таки захлопнул дверь и снова повернул замок. На этот раз я не собирался сбегать. Я не трус.

Я не трус, я не трус, я не трус.

Нравлюсь ли я Киру по-настоящему? Могу ли я вообще кому-то понравиться по-настоящему? Разглядывая янтарные вкрапления в зеленых глазах, я думал, каково это — быть для кого-то тем самым человеком.

Кир гладил меня по спине, но я чувствовал: как только руки разомкнутся, наше общение закончится. С Киром, с Же, с Алисой… Все изменилось. Я хотел извиниться перед Киром, но любые слова сейчас были бессмысленны. Руку жгло от пореза, а сердце — от слов. От всех сказанных и еще не произнесенных слов.

Мне никто не звонил, потому что я отключил телефон. Возможно, мне никто не звонил вовсе не поэтому. Я взъерошил спутанные волосы и опустил ноги на пол.

Я заслужил все самое плохое в мире — с такой установкой я жил годы.

Сейчас я ясно осознавал: никто не заслуживал такой жизни. Любовь вообще не нужно заслуживать: тебя либо любят, либо нет. Дни и недели, проведенные в чувстве вины, были впустую.

— Ты раздавала свою любовь кому ни попадя, но на самом деле больше всех в твоей любви нуждались мы. — Алиса покачала головой и с упреком взглянула на маму. Теперь и она плакала, закрывая лицо руками. — Все, что от тебя требовалось, — любить нас. Уважать нас. Доверять нам.

Помедлив секунду, он закрыл глаза, и я улыбнулся. Я взял его руку и перевернул ладонью вверх. В сердцевину ладони опустился нагретый металл. Я сжал пальцы вокруг металла, и Кир открыл глаза.

— Привет, — коротко сказал я.

Кир разжал пальцы и увидел орлиное перо на шнурке, высеченное из меди. Мне понадобился месяц, чтобы отыскать в сувенирных магазинах подобное перо. Кир провел рукой по зубьям пера и надел кожаный шнурок на шею.

Медь блеснула у него на груди. Он поцеловал меня, и я почувствовал тепло, так непохожее на осенний холодный ветер.

— Один подвиг — одно перо.

Я ничего не знал о любви, и в то же время мне было все о ней известно.

Любовь приходит и уходит, но никогда нельзя забывать о себе. Мама все время пыталась отыскать того самого человека и только ранилась, не заботясь о своей душе. Алиса вручала свое сердце каждому встречному и забирала его с новыми рубцами. Она не думала о себе, прятала чувства и переживала их глубоко внутри, не позволяя им пробраться наружу.

Я все время чувствовал вину. Я не разрешал себе жить по-настоящему.

Только теперь я понимал, чему меня научило это лето. В первую очередь тем самым человеком для себя являешься… ты сам.

Я живу.

Я чувствую.

Я люблю.

Я — тот самый.