Лев Лосев

Не лезть! С начальством, с советской системой в этом отношении-то все было несложно — не унижаться, не прислуживать за подачки было просто, так же как было просто и не зазорно обманывать ее, при случае и грабануть — тут ты всегда чувствовал себя Али-бабой в пещере разбойников, или, как сказал народ: "Тащи со стройки каждый гвоздь, ты хозяин, а не гость". Моральная сторона отношения с совком не вызывала мучительных сомнений. Что, действительно, надо было воспитывать и поддерживать в себе, это независимость в отношениях с людьми, в особенности с теми, кто тебе мил, интересен, вызывает восхищение. Не примазываться к чужой славе, к чужим привилегиям, не навязываться с дружбой, с откровенничаньем, с компанейством. Это очень важно, иначе не сохранишь личную автономию, достоинство. Ночью вспомнишь, не отплюешься. Но и не поддаться гордыне, сберечь постоянную готовность поддержать компанию, ответить на откровенность откровенностью, дружить. Опасность не во внешних проявлениях амикошонства. Например, среди моих знакомых Довлатов и Алешковский в этом отношении — на разных полюсах, но оба завидно сохраняли собственное достоинство. Довлатов — неизменным "вы" почти со всеми, немножко формальной вежливостью, в том числе и со мной, и с Иосифом, которых знал многие годы. Юз — мгновенно со всеми на "ты", но он просто органически не смотрит ни на кого снизу вверх, даже на тех, кем от души восхищается. И знаменитых, и гениальных, и богатых тянет к нему сплошь и рядом больше, чем его к ним. Поскольку мне Бог и в малой степени не дал Юзовой харизмы, для меня естественнее довлатовский стиль поведения (хотя с Довлатовым мы никогда так близко не сдруживались, как с Юзиком).

Наверное, сыновняя любовь к отцу — это не желание быть "как папа" и проч., а унаследованная от матери влюбленность в этого человека. У матери (жены) она прошла, но в сыне закрепилась навсегда. Да, скорее всего, и в дочери то же самое, а не эдипов-шмедипов. Уж больно похоже чувство, испытываемое к отцу, на влюбленность, если разобраться, — все мило, всем недостаткам находится оправдание, а уж достоинства вызывают горячее восхищение.

Как-то в студенческие годы погнали нас, как бывало каждую осень, работать в колхоз. С несколькими приятелями меня поставили под начало небольшого корявого мужика таскать из леса бревна к дороге, "трелевать" (от английского trail). Бревна попадались очень тяжелые, да еще все время шел дождь, так что трелевать их по раскисшей лесной тропе было трудно. Нашему надсмотрщику надоедало смотреть, как мы неумело пытаемся толкать бревно жердями-вагами, он распихивал нас и, кряхтя, важил бревно в одиночку. "Надорвешься, Коля", — кричали мы ему. "Ни х-хуя, — кряхтел Коля, — в пизде народу много". На дороге нас поджидал грузовичок и, если мы перегружали его бревнами (чтобы поскорее покончить с дневной нормой) и шофер кричал: "Машину мне сломаете!", — Коля откликался: "Ни хуя, в пизде машин много!" И еще много чего там оказывалось, если послушать Колю, собственно говоря, вообще всё.